В конце XVI века известный живописец Джузеппе Арчимбольдо использовал в преподавании соединение цвета и звука: преподавая живопись, он проигрывал своим ученикам ноты и к каждой из них подбирал цветные карточки.

XVII век стал началом научной цветомузыки. Исаак Ньютон впервые с помощью стеклянной призмы превратил луч солнечного света в полоску цветного спектра. Он выдвинул идею аналогии между цветами солнечного спектра и звуками музыкальной октавы. Исходя из этого, каждой ноте Ньютон присвоил свой цвет.

В XVIII веке французский монах-иезуит Л. Б. Кастель создал цветовой клавесин, в котором при нажатии клавиши раздавался не только звук, но также появлялась на небольшом экране полоска определенного цвета . Будучи сердобольным, он сильно переживал за глухих, лишенных возможности приобщаться к самому божественному из искусств - музыке. Ознакомившись с "Оптикой" Ньютона, где великий физик нечаянно сравнил октаву со спектром - сравнение, заметим, не оправданное ни с точки зрения физики, ни с точки зрения искусства, - Кастель и предложил впервые создавать на основе этой наивной аналогии "музыку для глаз", которую мог бы воспринимать и глухой.

Цветной слух

Самым известным идеологом и вдохновителем цветомузыки безусловно можно назвать А.Скрябина (1872-1915)

Скрябин отчетливо видел, что тональность фа мажор несет темно-красный цвет, ре мажор золотиста, фа диез мажор - это торжественный синий цвет Разума. Римский-Корсаков соглашался, что между тональностями (тональностями, а не отдельными нотами!) и цветовыми ощущениями есть органическая связь.

Цвет “Прометея”

Скрябин впервые решил непосредственно соединить тональности с цветом. Он задумал в свою симфоническую поэму “Прометей” (для оркестра, хора, органа и соло фортепиано) ввести партию “светового клавира”.

“Прометей” в переводе с древнегреческого означает “провидец“. Скрябин мечтал о синтезе музыки и цвета в своем “Прометее”. Он хотел зримо воссоздать “образ пламени” - некоего очистительного огня, способного привести человечество в царство счастья и красоты.

“Поэма огня” была для Скрябина лишь эскизом к его светоносной “Мистерии”, которая, по замыслу автора, должна была преобразовать весь мир, перестроить всю Вселенную. Композитора уже не устраивало параллельное звучание света и музыки. Теперь ему нужны были световые контрапункты. Необходим синтез музыки, света, слова, танца, жеста, даже направления взглядов музыканта. Цветовые сочетания не на одном только экране, а пронизывающие весь зал. Вся музыка и все вообще - фантазировал Скрябин, - должно быть погружено в этот свет, в световые волны, купаться в них.

Первое исполнение «Прометея»
Александра Скрябина со светом
(Нью-Йорк, Карнеги-холл, 1915)